Не знаю, кто предложил Всемирной организации здравоохранения этот первопроходческий метод изоляции угрозы роду людскому, однако сама идея была дебютно обнародована советским писателем-фантастом Виктором Сапариным в 1959 году, когда в печати впервые появился его рассказ «Суд над танталусом». В то время многим еще верилось в коммунистическое счастье, в братство всех народов и даже в океаны на планете Венере.

В рассказе Сапарина достигшее международной гармонии человечество столкнулось вдруг с аномалиями в животном и растительном мире: на Ямайке гибнет сахарный тростник, на Африку напал мор на слонов, а еще где-то в тропиках ни с того ни с сего стал лучше расти бамбук (попутно улучшив и свои качественные характеристики). В конце концов выяснилось, что причиной всему вирус, когда-то никому не мешавший в дебрях Амазонки, а после вырубки лесов мутировавший и породивший десяток штаммов, способных приносить и пользу, и вред.

К тому времени на планете нашей уже существовало нечто именуемое автором то «заповедником микробов», то «санаторием микробов» и, наконец, «тюрьмой микробов». Цели и задачи подобного научного заведения поясняет один из персонажей рассказа: «Нет микробов только вредных… как нет и микробов только полезных. Взгляды на микробов меняются и будут меняться, но микробы – все, какие только существуют на Земле и других планетах, – должны быть под рукой у исследователя.»

В это пенитенциарно-микробиологическое заведение и решено заключить всех танталусов до, так сказать, выяснения всех плюсов и минусов их поведения. Остальных же специально созванный всемирный суд постановил подлежащими уничтожению. Жаль только методику предполагаемой казни автор описать не удосужился!

В том же рассказе писатель осмелился и на более категоричный прогноз. Козни разбушевавшегося вируса названы на одной странице «восстанием против человека, против его дел», а на другой и того суровей – «последним бунтом природы против человека».

«Суд над танталусом» появился в журнале «Вокруг света» на пороге 1960-х годов, когда в ходу было высказывание Мичурина о том, что мы не можем ждать милостей от природы, поскольку взять их – наша задача. В контексте этой крылатой фразы финальный бой с коварствами окружающей среды и в самом деле мог показаться делом завтрашнего дня.

Потом пришло время мрачной, но претендующей на истину в последней инстанции сентенции, уточняющей и попутно отвергающей мичуринский всплеск оптимизма: не можем ждать милости от природы после того, что мы с ней сделали!

Последствия не признающего пощады мщения человеку оставшейся непокоренной им окружающей среды жутковато и убедительно попытался показать младший современник Жюля Верна Жозеф Анри Рони-старший. У нас он известен в основном романами или повестями о жизни, а точнее, о выживании людей каменного века «Борьба за огонь» и «Пещерный лев». Книжка «Гибель Земли», в которой речь шла не о далеком прошлом, а о сверхдалеком и, что немаловажно, отнюдь не радостном будущем, впервые вышла в России в 1910 году и до постперестроечных лет ни разу не переиздавалась. Перевел ее никому тогда не известный В. Керженцев.

Под этой личиной-псевдонимом скрывался известный полиции и соратникам по РСДРП большевик Платон Лебедев (впоследствии именовавший себя Платоном Керженцевым)– личность на удивление разносторонняя, но, как и требовала партия, довольно одиозная. В его активе деятельность в роли основателя «Лиги защиты времени», или «Лиги «Время», занимающейся теорией и практикой научной организации труда. В пассиве – участие в создании советской цензуры. Поклонники Михаила Булгакова не простят ему участия в гонениях на опального автора. Возглавляя одно время комитет по делам искусств, он поддерживал Театр Мейерхольда, но позже это детище театрального авангарда безжалостно закрыл…

Человеком Керженцев был в послереволюционные годы весьма влиятельным и вполне способным протолкнуть в печать все, что угодно. При этом плод собственного переводного творчества он предпочел оставить в тени эпохи.

Роман Рони-старшего не оставлял читателю даже намека на оптимизм при любой попытке поразмышлять о будущем человечества. Автор попытался заглянуть за сверхдальний горизонт – на сотни тысячелетий вперед. Население планеты, достигавшее, по его прогнозам, в лучшие времена около 23 миллиардов, уменьшилось настолько, что спор может идти не о спасении, а о сроках окончательного исчезновения людей. Воды почти не осталось. Пищи не хватает, и приходится прибегать к эвтаназии, да еще какой: поначалу люди закатной эры умерщвляли стариков, а потом принялись за детей…

Погибли все насекомые и все микробы. Сосредоточившись на тесных пространствах, вне которых невозможна была никакая протоплазматическая жизнь, предки повели радикальную борьбу с паразитами. Сохраниться не могли даже микроскопические организмы, так как они оказались лишенными содействия всякой непредвиденности. Как хозяева распределения воды, люди располагали несокрушимой силой против всего, что они хотели истребить. Отсутствие домашних и диких животных, служащих постоянными распространителями эпидемий, еще более ускорило триумф. И теперь человек, птица и растение навсегда были избавлены от заразных болезней.

Жизнь их от этого, однако, не стала продолжительнее. Со всеми микробами погибли и те, присутствие которых человеку было полезно. Человеческая «машина» оказалась беззащитной от свойственного ей и ускорившегося изнашивания. Явились новые болезни... Человек, таким образом, снова встретил врагов, подобных тем, которые угрожали ему раньше...

Надо полагать, что столь безрадостные перспективы, намеченные фантастом, и обрекли книгу на забвение в СССР. Афористичным символом эпохи стала строка из польской пролетарской песни «Красное знамя» в переводе Василия Акимова: «Владыкой мира будет труд». А вместо этого какой-то француз пророчит, что трудись или не трудись, а светлого будущего не дождаться, что впереди вселенское безводье, землетрясения и некие «металлические микробы», убивающие красные кровяные тельца.

Представив в качестве одной из главных напастей гибнущей человеческой расы некие «железомагниты», французский мастер антиутопического триллера, наделил губительными для людей свойствами «железобактерии», открытые немецким ученым Эренбергом за семьдесят с лишним лет до появления страшилки Рони-старшего. Правда, Эренберг сам толком не понял, что именно обнаружил и счел новонайденные живые существа водорослями.

Полувеком позднее русский микробиолог Сергей Виноградский переместил этих поедательниц металла в тот раздел микромира, где им и поныне место. Никакого вреда человеку они не приносили и не приносят, так что автор «Гибели Земли», так сказать, возвел на них напраслину. С другой стороны, он случайно расширил только-только начинавший тогда формироваться спектр, в котором каждой из воспетых литераторами вымышленных болезней отведен свой цвет!

Абсолютное первенство за Гербертом Уэллсом, в рассказе «Украденная бацилла» упомянувшим бактерию, способную позеленить кожу. У Рони-старшего железомагниты проявляют себя фиолетовыми разводами там, где они находят пищу для размножения. Минуло еще два года, и Джек Лондон выпускает свою бактериальную антиутопию «Алая чума». В тридцатые годы того же двадцатого века Карел Чапек создает пьесу «Белая болезнь». Приходит 1946 год, и Генри Каттнер, считающийся в США одним из классиков фантастики, публикует рассказ «Лучшее время года», в котором метеорит приносит на Землю убийственную «синюю смерть». Ну а чуму издавна именовали «черной смертью».

Можно припомнить вдобавок советский фильм 1960-х годов «Серая болезнь», объяснявший такие черты натуры, как равнодушие, эгоизм и безразличие, влиянием открытой героями «бациллы». Лента вышла на экраны куда позднее, чем предполагалось, поскольку режиссер Яков Сегель тяжко пострадал на съемочной площадке. За два года вынужденной задержки борьба с мещанством, под которой подразумевались и порицаемые кинолентой минусовые черты человеческой натуры, успела широкой публике наскучить. Сатирический заряд кинофильма безвозвратно ослаб. Принятая на XXII cъезде Программа КПСС с ее явно утопическими прожектами построения за двадцать лет коммунистического общества и создания людей новой формации все чаще воспринималась как навязанный свыше мираж. Индивидуальное счастье в масштабе отдельно взятой квартиры перестало восприниматься чем-то чуждым. А вот свой вклад в цветовую гамму «бактериологического» направления литературы и кино эта комедия все же внесла…

Главное же у Рони-старшего все же не дополнение к цветовой гамме болезней, а не понятое тогда современниками лаконичное, но грозное предупреждение потомкам. Резюмируя свои описания ужасов, писатель подводит черту убийственной констатацией того, к чему по его воле пришел род людской: «Земля-человекоубийца пожирала своих детищ!»

Ах, если бы это пророчество и впредь оставалось всего лишь безобидным порождением возжаждавшего пощекотать нервы читателей писательского ума!

«Секретные материалы 20 века». Олег Дзюба, журналист (Москва)