«Самый верный путь для художника — изучать природу. Ходите в музеи, на выставки, учитесь у великих мастеров прошлого, но затем... Затем вам надо выйти в мир и наблюдать краски и формы природы...» — неоднократно утверждал французский художник-живописец и яркий представитель постимпрессионизма Поль Сезанн.

Сколько раз он сам покидал Экс — прекрасный город с фонтанами и тенистыми аллеями — и бродил по тихим окрестностям? Вдохновение он искал у лона природы. И находил.

Однажды он поставил мольберт под соснами. В тринадцати километрах от него любимая гора будто бы наклонилась в его сторону. Ее раскаленные каменные бока отливали серым, коричневым, голубым; яркие краски дрожали и расплывались в летнем мареве. Сезанн клал на холст разноцветные мазки, его кисть плясала туда-сюда: направо, налево, вверх, вниз. Он строил картину из кирпичиков краски, словно возводил нечто грандиозное — вроде этой огромной, монолитной, неподвижной глыбы на горизонте. Затем быстро, легко обрисовал черными линиями границы полей, контуры домов, высокий мост, по которому деловито бежали поезда — в город и из города.

Слева от Сезанна ветки сосны будто нарочно обрамляли гору Святой Виктории. Он нарисовал и их: короткие черные мазки, красный блик, белый блик. Сосна и гора знать не знали друг о друге, но встретились на одной картине. Клод Моне нарисовал бы, как солнечные зайчики пляшут среди зеленой хвои. Пиршество для глаз! Но ведь пейзаж — это не только краски, свет и тень. У него есть своя логика, своя структура — как у здания. Сезанн добавил маленький красный блик на крыше чьего-то амбара. Он не смог бы объяснить это словами, но, когда брал кисть, чувствовал: разные части пейзажа складываются воедино. Они неслучайны, они подогнаны, как кусочки мозаики.

Логика природы необъяснима, но описуема. Нельзя рассказать, как гора, долина и поля связаны друг с другом, что все это ноты одной симфонии, но это можно показать. И первое, что нужно сделать художнику, так это посетить какой-либо заветный уголок, постоять под соснами, лицом к лицу с природой. И тогда природа сама заговорит с ним своим особенным языком.